Интервью |
ХИЩНЫЕ ПТИЦЫ НЕ ПОЮТ!Неожиданная музыка Антона Батагова(Газета "Первое сентября" 23.10.97) Еще в московской консерватории педагоги Антона Батагова не могли понять, почему он, умница, стопроцентный лауреат со светлым гастрольным будущим, тратит время, слушая рок, техно, авангард. Дойдя на пианистической стезе до первого "восьмитысячника" - диплома конкурса Чайковского, Батагов оглянулся окрест на огромную равнину академической музыки и понял, что его вселенная - совсем другая. Освоив всякие электронные устройства не хуже, чем рояль, он постепенно перешел на исполнение только своей музыки (хотя у него есть и прекрасные диски с записями произведений Баха, Равеля, Мессиана). Услышать ее сложнее, чем любое сочинение непопсового направления. Описать ее невозможно. Поскольку она подчиняется особым звуковым и временным законам. Антон пишет в стиле минимализм, где крошечный мотив, повторяясь много, бесконечно много раз, погружает слушателя в особое настроение чуткого вслушивания. Поэтому каждое изменение - даже одного звука - оказывается огромным событием, производит впечатление новой краски, изменившегося освещения. У минималистов мало нот, поэтому они так внимательно относятся к каждой из них. Хотя Батагов - противник музыкальных и околомузыкальных тусовок, в одной многолюдной компании его можно встретить наверняка - на международном фестивале современной музыки "Альтернатива", где звучит самая новая и самая неожиданная музыка. На "Альтернативе" этого года Антон исполнил оперу "Диалог", сюжетом которой является "инструкция по пользованию интерактивной телефонной связью", внедряемой для общения с клиентами одним из банков, а музыкой - дуэт обычного человеческого голоса, читающего (!) текст, и сэмплера (музыкального компьютера). В. - Антон, можно сказать, что ты променял рояль на сэмплеры. Но ведь классических музыкантов в Консерватории не учат обращаться с электроникой. Где же ты их освоил? О. - Конечно, не в школе и не в консерватории. Просто параллельно с классическим курсом истории музыки у меня всегда был свой, альтернативный, начинающийся Стравинским и заканчивающийся группой "Genesis". Интерес к року, электронике и направил меня к тому, чтобы научиться нажимать кнопки самому. Мне повезло - я занимался на курсах звукорежиссуры у потрясающего мастера Северина Пазухина. Целый год провел за пультом, двигая рычажки, ставя микрофоны, пересаживаясь от рояля за пульт и обратно. Ведь только так техника станет таким же продолжением твоих мыслей, как рояль. В. -Антон, твое творчество - во многом отрицание того, что принято. Как реагировали на это родители? О. - Отношения отцов и детей каждый раз складываются заново. Но всегда они начинаются с протеста юного поколения, и главным врагом, естественно, являются родители. А потом начинаешь понимать, что за конфликтами скрываются более важные вещи. Вот я думал: почему мне, такому передовому, знающему, чем и как заниматься, старается навязать свои обветшавшие взгляды отец, который давно не представляет, что происходит в искусстве, тем более, что я появился, когда ему было сорок? Он говорил, что есть абсолютные явления, а я отрицал. Но теперь, когда его нет, я все чаще ловлю себя на том, что повторяю его слова. Это самое страшное в жизни - человека нет, а ты понимаешь, что вот сейчас бы сказал ему слова благодарности, что он был прав - в каких-то глубинных основах. В. - А отношения с педагогами? О. - Здесь тоже все складывалось противоречиво, но по какой-то повторяющейся схеме - сначала продуктивный период, а потом расхождение в принципиальных вещах. Первый педагог - Анна Кантор - заложила основы профессии, без которых нельзя. Валерий Самолетов открыл мне XX век, новое, авторское отношение к любой музыке, принципиальным образом изменив мои представления о том, что современно, а что нет. В консерватории - Татьяна Николаева, с которой сначала был удивительный контакт, а потом она стала сожалеть, что я делаю что-то не то, что должен. Но вот ее нет, и я думаю, что сейчас моя музыка не вызвала бы у нее отторжения. И, наконец, Дмитрий Покровский, общение с которым дало мне больше, чем все лекции. Он был старше меня на 22 года, но в последнее время мы стали друзьями в такой невероятной степени, что обсуждали буквально каждую мысль, приходившую в голову. Но при этом я чувствовал, что это абсолютно гениальный человек (хотя этим эпитетом, чем старше, тем осторожней пользуюсь). Вот сейчас все кому не лень занимаются world music. Покровский, если даже и заходил на эту модную территорию, делал это с сохранением грани между допустимым и невозможным в искусстве. Это ощущение подлинности ему было дано от Бога. В. - Я думаю, грандиозное впечатление от Покровского испытали многие. Как многие испытали его дар Учительства - ведь Дмитрий Викторович очень много общался с людьми, преподавал, читал лекции - и в России, и в Америке. О. - Действительно, он обладал знанием каких-то основополагающих явлений, которые передавал очень многим. Он был Учителем, как никто (не являясь профессором в общепризнанном смысле). Я даже не имею в виду мир народной музыки, который он так просто и очевидно открыл для меня. Он владел высшей формой передачи знаний - в виде вкладывания в людей заряда энергии. Это смыкается с тем, чем занимаются восточные дзэн-мастера. Они не отвечают на вопросы учеников буквально, а либо молчат, либо отвечают как будто невпопад. Но при этом открывают ученику что-то главное. Потому-то не важно, что педагог говорит, важно, какая он личность. Тема же может быть любая. Тот же Покровский мог на спор в комментарий концерта, состоящего из обрядовых песен Курской области, ввернуть упоминание об австралийском утконосе. И было к месту и по теме. Конечно, делать такое могут единицы - самые талантливые. В. - А в чем ты видишь отличие американской системы обучения, отношений учитель-ученик от российской - ведь у тебя есть возможность сравнивать? О. - В Америке все находится на своих местах, подчинено правилам и законам. И в смысле организации жизни страны это единственно возможный способ. Иначе происходит то, что происходит здесь, - распад. Но есть области, которые не совсем вмещаются в эти рамки. Там педагог - специалист в одной области, что должно быть обязательно подкреплено дипломами, степенями, публикациями. А если человек разбирается еще в чем-то другом, то американцы этого просто не понимают. Когда моя жена устраивалась там на работу как преподаватель языка, то пока она указывала все свои специализации и достижения, успеха не было. А когда ограничилась перечислением заслуг только в педагогике - получила приглашение в тот же день. В анкете можно наврать (проверять никто не будет), но упоминать смежные дисциплины - ни в коем случае. И так во всем. В этом смысле, например, Покровскому было трудно вписаться и в расписанную по мелочам американскую, и в российскую системы. Но в целом в России обучение гораздо более свободно (как, впрочем, и все остальное - можно так, а можно и так). С одной стороны, это плохо, а с другой - всегда можно выступить в роли учителя, не вписываясь в какие-то рамки, не ломая и не ограничивая свою сложность. Другое дело, что таких личностей немного. В. - В твоей биографии есть удивительный факт: при поступлении в аспирантуру Московской консерватории тебе единственному поставили пятерку по специальности, а через некоторое время отчислили. Как было дело? О. - Сама аспирантура (как и консерватория в целом) - допотопнейшее явление. Начиная от не поддающихся никакому объяснению лекций по эстетике, которые читали серые люди, сначала учившие народ истории КПСС, а потом попытавшиеся как-то оправдаться перед самими собой за это, - их надо скорее пожалеть. А в чисто профессиональном смысле аспирантура для исполнителя - просто возможность еще два года поучаствовать в конкурсах от имени консерватории. Так вот, раз в год аспирант в удобное для себя время должен сыграть "внутренний" концерт - в Белом зале, для десятка слушателей (профессора на них не ходят - не хватало им еще туда ходить!). Тогда я только что отыграл несколько концертов на филармонических площадках, а главное, собирался на довольно важные для меня гастроли. И почему-то подумал, что активно действующий музыкант имеет право попросить перенести время экзамена. Консерватория решила проявить принципиальность, и... восторжествовала социалистическая позиция, что незаменимых нет. Вернувшись с гастролей, я узнал, что больше не учусь в консерватории, и воспринял это как вполне нормальный эпизод жизни, вписывающийся в то, что я делаю. Печально то, что люди, имеющие отношение к консерватории, расталкивают локтями пространство вокруг себя, интригуют, не понимая, что каждый следующий шаг по самопродвижению, основанный на борьбе и делании гадостей, лишает их способности к творчеству. Чем больше человек становится борцом, тем меньше - творцом. В. - Почему? О. - Потому что хищные птицы не поют! Беседу вела Инна ФОМИНА |